«Гром Победы, раздавайся!» — любил, помнится, насвистывать в торжественные минуты один старинный русский барин…
Ну, а вы, дорогие читательницы?.. Неужели вы, рождённые женщинами, считаете себя обиженными природой и судьбой, поскольку в «битве полов» вынуждены терпеть постоянное «поражение»? Да поражение ли это?! Полноте! …Тонко, исподволь вести, завлекать это мужское чудовище, делая вид, что оно преследует вас по собственной воле, довести его этим гоном до сумасшествия и, наконец, нечаянно попасться ему в лапы, и с криком «А-ах!» отдать, швырнуть этому дикарю своё тело, с которым он начнёт вытворять такое, что и стены, обладай они зрением, покраснели бы. Но вам — вам будет не до того…
Потом Ирина признавалась, что в тот раз, не зная меня толком, немного забоялась: "Чуть пошутила — ты озлился! как бы не ударил, думаю… Лучше всё делать, что потребует… Грозным ты мне показался, милый!…А какой сильный! — льстила она, гладя меня по щеке. — Как распрыгался на мне! Я чуть не умерла!"
"Чуть не умерла" — это была, конечно, очень грубая лесть: крепкая, фигуристая Ирина Васильевна природой была создана для мужской любви. Просто в этом ей давно не везло. До того…
* * *
…Включив знакомую музыку и сообразуясь с требованиями момента, я быстренько «подтанцевал» Ирину к моей старой скрипучей кровати, на которую «элегантно» — как бы в танце — и опрокинул.
…Халатик распахивается сам собой, обнажая белую плоть. Заворожено глядя на открывшуюся картину, я быстро сбрасываю майку, одним махом спускаю спортивные штаны вместе с трусами и с трепетом приникаю к этому восхитительному, большому, почти материнскому для меня телу. Ира откидывает голову и закрывает глаза, отдавая себя полностью во власть моих разнузданных инстинктов…
— Ой, ой, ты, чёрнЫй поЕзд,
- зАбрал мОю милуЮ…
поёт развесёлый Жоржи Марьянович, переставляя ударения.
— Вж-вжик, вж-вжик — в том же ритме вторит ему расшатанная деревянная кровать, и расслабленное тело моей Ирины Васильевны всё более оживает: сначала она только слегка постанывает, поцарапывая мою спину, затем, прогибаясь, начинает пятками массировать мне ягодицы — всё сильнее, и сильнее… ну, и так далее, «процедура» известная.
Но заканчивает её она обычно своей, фирменной, так сказать, «фигуркой», приводившей меня в исступление. Моя нимфа сооружает некое подобие детской качалки: вцепившись в собственные ступни, она раскачивает себя, энергично поддавая задом.
«Движения динамически экспрессивны» — хладнокровно заметил один профессор-сексолог, наблюдая нечто подобное — в научных, конечно, целях! — в своей лаборатории (бедные любовники, облепленные датчиками!). «Какая экспрессия!» — восклицал в подобном случае и сам Чехов устами своего героя.
— Ух-х!! — Ух-х!! — Ух-х!! — Ух-х!!
Отличаясь, в сравнении с Ириной, легковесностью, я порхал над ней, как бабочка над цветком, или как мальчик-жокей над галопирующей кобылой. Мозги мои радостно подпрыгивали, в голове было пусто, я пребывал в раю…
— Ух!! — Ох!! — Ох-х!! — О-о-о-о!!
Всё!.. Какое-то время я нахожусь в полной прострации, а затем, как космонавт после испытания на тренажере, пятясь, сползаю с моего горячего, ещё тяжело дышащего "вибростенда". Медленно, как Земля в иллюминаторе, подо мной проплывают прекрасные "холмы" и "долины" моей Ирины Васильевны; неожиданно близко возникают тёмные локоны с натуральным каштановым отливом и все замечательные подробности её устройства, от чего я в смущении отвожу глаза, успевая, однако, заметить кое-что ещё… некие клочьям пены на прибрежных скалах… после могучих ударов волн… "Боже, что я наделал!" — ужасаюсь я, но исправить уже ничего нельзя, и я "отпадаю" от неё, как сухой лист от дерева. Однако ничего страшного не происходит: Ирина не проклинает меня за такое надругательство; впадая в сон, я совершенно не слышу, как она уходит. Остаются только запах её духов и состояние эйфории во всём теле. Потом проходят и они…
* * *
…Но вы, блаженные мужья,
С ним оставались вы друзья.
А. С. Пушкин
Муж её, которого я иногда видел, но знаком фактически не был, производил странное впечатление. Был он и высок, и строен, внешне — истинный ариец, как говорится, но всегда как-то задумчив, погружён, в светлых, почти прозрачных глазах — какая-то тоска. Понятно, что отношения с супругой были так себе, особенно в сексе, но дело было не в этом. Почему-то чувствовалось, что мужика жизнь уже достала, обложила, всё надоело, скучно, и куда ни кинь — всюду клин. И что он — в поисках выхода, — куда? из этого надоевшего круга, к чему-то иному, новому, в поисках (а почему нет?!) смысла жизни, что, собственно, русскому мужику весьма свойственно. Ну и, естественно, проблемы с супругой, ибо женщинам смысл жизни известен с детства, и заниматься его поисками в зрелом возрасте представляется им непроходимой глупостью. Отсюда и неожиданное его поступление в институт — после затяжного периода бутылки и «корефанов», с которыми я иногда его видел и которые тоже, видать, успели надоесть ему до зелёных чертей.
Как-то Ира попросила помочь ему с контрольной работой — к учёбе мужа она отнеслась хоть и с удивлением, но весьма положительно, мол, взялся мужик за ум, чем водку-то пьянствовать. Потом напомнила мне ещё раз. Я, конечно, обещал. И вот однажды вечером она забежала не как обычно, а несколько даже торжественно стала тянуть меня к себе домой: «Пойдём, посмотришь контрольные, ОН приглашает». Идти мне по понятным причинам не хотелось, но раз обещал… и Ира так настаивала… Почему-то ей очень хотелось, чтобы я побывал у них в гостях.